Редакция 
Рафаэль Сатторов анализирует, что происходит в партийных делах и почему это по-прежнему ничего не значит.
В конце мая председатель Центрального Совета Демократической партии Узбекистана «Миллий тикланиш» Сарвар Отамуродов покинул свой пост. Вслед за ним 1 июня пленум Народно-демократической партии Узбекистана освободил от должности председателя Центрального совета партии Хатамжона Кетмонова.
Кого-то из них перевели (именно перевели) на другую чиновническую должность, а кто-то стал председателем правления страховой компании. Конечно, правильнее было бы писать не «пленум партии принял решение», а «администрация президента» приняла решение об отставке руководителей партий НДПУ и «Миллий тикланиш». Можно сколько угодно говорить о формальностях, но все это напоминает некую кадровую перестановку Администрации президента, а не внутрипартийные решения, которые, уж так сошлись звезды, совпали почти в одну неделю.
Обычно руководство партии сменяется внутрипартийными дебатами и голосованием, но в персоналистско-авторитарных или гибридных режимах партии обычно выполняют роль вспомогательных статистов, которые должны показать «присутствие некой альтернативности» партии власти. Но самое удивительное то, что у нас нет никакой партии власти. Либерально-демократическую партию Узбекистана уж никак нельзя назвать партией власти. Даже за уши перетяни все мыслимые и немыслимые факты, все равно данная партия не может претендовать на такое название.
Отличие партийной системы Узбекистана
──────────
В России и Казахстане такими партиями однозначно можно назвать «Единую Россию» и «Нур-Отан». Обе создавались по схожему политтехнологическому сюжету, обе побеждают в выборах благодаря большому административному давлению для недопущения доминирования системных и не системных оппозиций.
В нашем же случае административное давление идет только ради обеспечения количества избирателей, для статистики. Мало кого интересует конкретно в пользу какой партии ты отдал свой голос. Власть не намекала народу, как это делают обычно в Турции, Казахстане, Кыргызстане или России, за какую партию следует отдать свой голос и какая партия истинно защищает интересы «общества, духовности, суверенитета» и далее по списку.
«Главное — тебе следует прийти во время выборов в избирательный участок и проголосовать за любую партию, ибо все они наши (власти)».
Партия власти — это либо силовики, либо Администрация президента, а парламент и партии — это только вспомогательное среднее звено. Бюджетники мобилизуются во время выборов ради обеспечения нужной цифры избирателей, которые должны прийти на избирательные участки.
Потому что в стране нет ни системных, ни не системных оппозиций, следовательно, нет нужды контролировать или заставлять людей голосовать за конкретную партию. Многие не понимают этого отличия Узбекистана от России и Казахстана. В этих двух странах власть работает над обеспечением победы конкретной партии, этим и объясняется организация дружного голосования бюджетников в ее пользу. В Узбекистане нет нужды в победе партии власти, так как ее попросту нет.
Вот на место руководителя партии НДПУ пришел экс-министр образования Улугбек Иноятов. Следует ли нам говорить о том, что в стране функционирует коалиционное правительство из УзЛиДеП и НДПУ? Вряд ли кто-то скажет или кому-то это придет в голову. Даже если подойти с формальной точки зрения, то заметим, что УзЛиДеП занимает в парламенте достаточно мест для формирования правительства самостоятельно.
Говорят, чем ближе ситуация к абсурдности, тем осмысленнее она становится. Иногда чрезмерно упрощенный взгляд на политические события более детально раскрывает реальную картину. Из этого вытекает, что господин Иноятов пришел на этот пост не потому, что реально хорошо понимает партийное руководство. Наследница Коммунистической партии Узбекистана, Народно-демократическая партия продвигается у нас как защитница прав работников социальных отраслей — здравоохранения и образования, в общем, всех бюджетников.
И кого мы представляем, когда речь идет о бюджетниках? Правильно, врачей и педагогов. Раз так, то и в руководстве партии должен сидеть человек, чей собирательный образ должен хоть как-то напоминать «предводителя бюджетников». Вот поэтому, думаю, и мобилизовали бывшего министра образования на высшее партийное руководство.
Партии, партийные руководители, депутаты, функционеры партии у нас воспринимаются как номенклатурная государственная должность. Само общество воспринимает партии как государственно-чиновнический орган, а руководителей — как чиновников. Сами же депутаты, партийцы публично ведут себя как чиновники, посещают мероприятия как чиновники и общаются с людьми как чиновники, менторским тоном.
Поэтому и обществу, и чиновникам не кажется странным, что любого из них сегодня назначат на руководящую должность какого-нибудь хокимията, а завтра переведут на место руководителя партии «Адолат». Все эти партии в совокупности воспринимаются как неразрывная часть режима, и нет никакой разницы, где ты работаешь — в партии или Кабмине.
Депутат, приезжая в свою область, будет стоять смирно и под козырек исполнять поручения хокима. Хотя формально он гораздо выше, чем хоким области. Но кто у нас будет вникать в формальную сторону?
Возможно ли сломать вот эту неофициальную номенклатурную иерархию с формальными законами и президентскими указами? На мой взгляд, пока точно нет. Эта махина не поддается указам, даже если президент публично будет призывать министров и хокимов прислушиваться к мнениям депутатов и отправлять на парламентские слушания премьер-министра или министра финансов.
Роль политических партий вообще не ясна, общество не очень хорошо понимает функции партий и нет четких разделений по идеологическим лагерям. Любовь к некоторым депутатам, высказывающим свои редкие, но «смелые» высказывания по не очень опасным для системы вопросам, носят больше персоналистический, чем идеологический характер. То есть любят у нас конкретную фигуру, а не партию.
Граница разделения людей на разные лагеря проходит совсем по другим вопросам, никак не связанным с партиями или со связью весьма косвенного характера. Люди разделены на сторонников и противников светского строя, по поводу уровня секуляризма и клерикализма, разделены по поводу статуса официального языка и национальной графики: латиница или кириллица. Только единицы вкладывают в эти противоречия такие политические идеи, как либерализм и консерватизм.
Меня как-то позабавило, но не удивило, как достаточно крупный функционер партии УзЛиДеП утверждал, что либералы со своим либерализмом вечно что-то мутят против страны. Согласитесь, уж странно звучат такие мысли от функционера Либерально-демократической партии Узбекистана.
Подготовка к электоральному ивенту
──────────
В основном партии Узбекистана существуют для таких электоральных ивент-менеджерских проектов, как выборы. Необходимость в партиях появляется время от времени, когда они должны послужить в качестве «политических мурзилок» во время парламентских выборов. Президент Каримов любил, например, каждый раз выдвигаться от разных партий, в результате в разных президентских выборах в Узбекистане он успел выдвинуться как от имени УзЛиДеП, так и от НДПУ или ликвидированной партии «Фидокорлар». Если власть вкладывает в публичное поле реформаторство и обновление, то это должно проявиться и в предстоящих парламентских выборах в стране.
И вот наступает момент, когда политические фигуры должны выполнять роль обновленного Узбекистана. Только вопрос: сможет ли это реализоваться на практике? Речь не о создании новой партии или расширении их независимости. Власть в нынешних проекциях вряд ли нуждается в «альтернативном минарете», следовательно, новый вид партии должен быть реализован только по форме, а не по сути.
Новый вид партии, если того желают власти, не может быть имплементирован в обществе, где нет политизации общества и не определены правила игры на политическом поле. Политическая жизнь альтернативных голосов внутри страны не может существовать без четких правил игры, которые устанавливают, увы, не члены гражданского общества или СМИ, а только власть.
Но пока, как мы видим, власть ни полунамеками, ни через свои многочисленные «летучки» в Администрации президента не определяет эту «красную линию» и правила игры.
Когда будут устоявшиеся правила, не будет и проблемы с идентификацией идеологического спектра, что позволит партиям Узбекистана стать хотя бы немного платформами для идеологической консолидации.
Хотя о повышении роли парламента власть заявляла еще при президентстве Каримова, тем не менее дальше принятий отдельных постановлений и устных поручений в виде громкого президентского заявления дело не пошло. Партии так и не смогли и вряд ли в состоянии перетянуть протестные настроения. Не имеют они и четкой электоральной базы и идеологической платформы. Более того, они легко поддаются контролю и тотально зависимы от конъектуры власти.
Причин отставки двух руководителей партий может быть очень много. Имеющие доступ к инсайдерским сплетням излагают одну версию, другие передают иную. Не претендуя на истину в последней инстанции, отмечу, что корень может быть в предстоящих парламентских выборах в Узбекистане.
Как известно, после сентября 2016 г. руководство Узбекистана выбрало имидж «реформаторства и открытости» в публичной политике, особенно для внешней аудитории. Процесс этого публичного позиционирования набрал оборот, следовательно, надо постоянно повышать градус и траекторию реформаторского курса. Надо понимать, мы, быть может, часто ошибочно рассуждая о «технократах» и «силовиках» во власти, просто упускаем из виду тот факт, что нами правят не кризис-менеджеры, и даже не сити-менеджеры, а простые ивенторы, которые должны показать изменения в административном и государственном управлении хотя бы не по духу закона, а по букве.
В декабре этого года пройдут выборы в парламент, и в ситуации, когда политическое руководство считает себя реформаторским, это следует доказывать на деле. Мавр сделал свое дело. Они в лучшем случае выполнили роль статистов, а в худшем — стали «поставщиками мемов».
В этом плане разговоры о том, что Отамуродова уволили за его критические высказывания, а Кетмонова — за его ненадобностью, может, и не далеки от реальности, но вряд ли имеют первостепенное значение. Понятное дело, перспективы участия оппозиции, какой бы то ни было, в предстоящих парламентских выборах маловероятны.
Политическое руководство заинтересовано в притоке зарубежных инвестиций, тем более президент поставил конкретные сроки повышения рейтинга Узбекистана по ведению бизнеса. В этом плане на имидж Узбекистана не могут не влиять выборы в парламент. Провести в короткий срок настоящие конкурентные выборы невозможно ни по формальным признакам, ни по политическим соображениям режима. Монополия президента на истинную политическую легитимность будет сохраняться и дальше.
Но выборы в любом случае не должны вызывать больших вопросов у международной аудитории, и тем более в отчетах обязательно должны быть упомянуты улучшения в проведении выборов в сравнении с предыдущими электоральными годами.
В такой момент появляется потребность в политических ивент-менеджерах с одной обязанностью — подготовить условия так, чтобы после них были только похвалы, а не ругательства. Это как подготовить целую область к визиту президента, когда в области мобилизуются все ресурсы для создания красивой картинки. Многие не представляют масштаба показательных акций и имитации бурной деятельности ради годовых отчетов и официальных данных.
Имена Хатамжона Кетмонова и Сарвара Отамуродова знакомы международной аудитории еще со времен президентства Каримова в качестве «политических мурзилок» или статистов на выборах. Хотя их имидж не «токсичен», тем не менее само их участие никак не добавит убедительности организации выборов по новым правилам. Вряд ли они смогут убедить аудиторию в независимости своего участия, а не в «удобности» как спарринг-партнеров.
В этом плане их отставка выглядит как вполне рациональное решение власти. Дело не в том, что Хатамжон Кетмонов или Сарвар Отамуродов стали ненужными для власти, вряд ли следует говорить о закате их политической карьеры. Просто потерялась нужда их фигур в публичной политике.
В новой конъюнктуре необходимы новые фигуры, особенно те, которые хоть как-то умеют выступать на публичном поле, живы в дискуссии, быстро улавливают публичные намеки власти (постоянно звать к куратору из АП — не самое правильное решение) и самое главное — легко контролируемые. Наверняка в предстоящих выборах будут усилены элементы публичности кандидатов, которым «дадут добро» на общение с местными и иностранными журналистами, чего раньше не наблюдалось.
Президентские выборы в 2016 г. отличались от предыдущих тем, что даже фиктивным кандидатам уделялось большое эфирное время, места для агитации и показ документальных фильмов с их биографиями. При президентстве Каримова люди по ТВ и газетам получали массивную информацию только про одного кандидата — Ислама Каримова, а про остальных не упоминали. Задача выборов по проекции политических ивент-менеджеров заключается не в том, чтобы вносить изюминку в суть, а, скорее, во внешний вид — то есть оставить у всех приятное впечатление, хоть и на короткое время.
***
Недавно побывавший в Центральной Азии Стив Бэннон, один из идеологов подъема трампизма, собирающий интеллектуальную базу для нового правого популизма в Европе, был прав, когда говорил, что Центральная Азия неизбежно столкнется с вопросами популизма и национализма, и ей придется находить ответы на эти вызовы. Стив Бэннон не глубокий мыслитель, теоретик и уж тем более не пример для подражания. Он, скорее, глубокий экспериментатор, который быстро угадывает почву для подъема той или иной силы и на этой почве проводит свои тесты, пока другие абсолютно не обращают на нее внимания.
Отставка руководителей партии в нашей ситуации не самый большой политический вопрос. Гораздо интереснее понять, что сама власть вкладывает в будущий парламент и что хочет в нем видеть. Декларативно все понятно, все за сильный и независимый профессиональный парламент. Но в реальности, верят ли в это сами власти и главное — искренне ли их желание?
Как показывает предыдущий опыт, партии не стали оттягивать на себя протестные настроения, не стали местом консолидации активной части молодежи. Зачем они нужны сегодня, когда мир находится на антиистеблишментской волне?
Волна обновления элит бушует не только на Западном полушарии. Эта волна уже на постсоветском пространстве и в отдельных странах Азии: Пакистане и Индии. В Центральной Азии пока недостаточно хорошо представляют эту тенденцию и думают, что волна пройдет мимо. По этой причине важны не рядовые для режима такие ивент-события, как выборы, а то, какой будет волна популизма в Центральной Азии.
И есть ли в ней трезвые и современные силы общества, которые будут находить ответы не в том, как хорошо было в прошлом, а в новых, совершенно для нас непонятных вызовах перед обществом. Ведь антиистеблишментская волна совсем не гарант того, что к власти придут фанаты Махатмы Ганди.
У нас еще очень много хороших статей! Поэтому подпишитесь на Telegram-канал — там вы точно ничего не пропустите.
──────────
Рафаэль Сатторов
