Редакция 
Женщин в Узбекистане убивают, и часто это делают именно их супруги — каждое третье убийство и причинение тяжких повреждений происходит именно в семье. То, как об этом говорят медиа, важно. Но проблема в том, что даже в случае убийств СМИ постоянно переносят фокус с преступника на жертву — и часто находят убийце моральные «оправдания».
Hook.report перепечатывает важную статью SARPA о том, кто убивает женщин в Узбекистане — и о том, как на это реагируют чиновники, СМИ и общественность.
Протестует Кыргызстан, но убивают везде
Айзаду Канатбекову похитили в Бишкеке 5 апреля, а через два дня нашли убитой в машине похитителя. Это второе похищение невесты в Кыргызстане за два года, закончившееся убийством и всколыхнувшее общественность. Как и в 2018 году, на этой неделе активисты и жители Бишкека выходят на митинги, призывая обратить внимание правительства и общества на фемицид в Кыргызстане, перестать считать ала-качуу культурной традицией и нормой и защитить кыргызских женщин от насилия и угрожающих их свободе и жизни обычаев.
Главные вопросы кыргызстанцев — к работе правоохранительных органов и чиновников. Несмотря на громкие случаи, внимание прессы, общественности и международных организаций к похищению женщин для замужества милиция все еще относится спустя рукава. Заявления о похищении рассматриваются медленно, правоохранители надеются на то, что «семейная» ситуация разрешится сама с собой — и закончится свадьбой.
Пока правоохранительные органы и консервативная часть общества считает похищение «доброй традицией», активисты и журналисты говорят о фемициде в Кыргызстане — преднамеренном убийстве женщин на почве ненависти, совершаемое мужчинами или в патриархальных интересах при попустительстве государства.
Фемицид распространен во всем мире: ВОЗ приводит цифры о том, что до 38% всех убийств женщин совершается их партнерами. В каких-то странах об этом говорят открыто, а в других предпочитают закрывать глаза, ограничиваясь мизерными мерами защиты от домашнего насилия. Узбекистан — одна из них.
Здесь сложно даже представить митинги, которые могли бы повлечь увольнение десятка чиновников из-за смерти девушки. Сложно найти материалы в СМИ или активистов, которые открыто бы говорили об опасности «традиций» для жизни женщин. Зато очень легко найти обвинения жертвы — и самих жертв. Заколотых, избитых до смерти, подожженных, но все еще попадающих в раздел «стандартных историй», а не национальной проблемы.
Больше 90% убийц в Узбекистане — мужчины. Кто их жертвы?
Открытых данных по жертвам преступлений в Узбекистане нет, что не позволяет обрисовать картину фемицида полностью. В таком положении исследовать проблему помогают новости, общие данные о преступлениях и другие открытые данные. Например, российский проект Femicid.net высчитывает «коэффициент фемицида» в стране, анализируя новости и сопоставляя их с данными правоохранительных органов и общим числом женщин по регионам. Примерно так же можно поступить и для анализа ситуации в Узбекистане.
Подавляющее большинство убийств в Узбекистане совершают мужчины — это данные Госкомитета по статистике. Начиная с 2007 года, цифры практически не меняются: 90% убийств в стране совершается именно ими. Например, за последний год по статье «Умышленное убийство или покушение на убийство» против женщин было заведено только 41 дело. Против мужчин — почти в десять раз больше. А когда дело касается причинения тяжких телесных повреждений, перевес становится еще значительнее: в почти полутора тысячах уголовных дел на долю мужчин приходится 93% преступлений.
Достоверно известно, что каждое третье убийство в Узбекистане совершается в семье. Эти данные озвучила пресс-служба МВД в середине 2020 года: из них следует, что помимо убийств, в рамках семейных отношений происходит и каждое пятое нанесение тяжких телесных повреждений.
Такая ситуация не меняется как минимум с 2018 года, когда на заседании Олий Мажлиса депутаты озвучили похожие цифры — почти половина, или 42% убийств, в стране совершается между родственниками.
«Убийство во многих случаях совершается вследствие проблем в семейных отношениях или во взаимоотношениях между соседями, а большая часть этих преступлений совершена между супругами, братьями, отцами и сыновьями, что несовместимо с национальными традициями и семейными ценностями», — приводит слова депутатов пресс-служба Олий Мажлиса.
О том, кто становится жертвами внутрисемейных ссор, депутаты не говорили. Но мы знаем, что убийства и тяжкие телесные повреждения чаще всего совершают мужчины — в семье это муж, сын, отец или брат. Конечно, его жертвой в этом случае может быть и другой мужчина. Но анализ материалов СМИ и распространенности насилия в отношении женщин косвенно доказывает — чаще всего жертвой домашнего убийцы становятся именно жены, сестры и матери.
«Пойдите домой, помиритесь с мужем и продолжайте жить дальше»
Лайло Гайдойбоева из Сырдарьинской области дважды за месяц обращалась в ОВД после того, как была избита мужем — он также угрожал ей и убийством. Когда в районном отделении ее заявления проигнорировали, она написала еще четыре — районному прокурору, замхокиму города, председателю махаллинского комитета и председателю Комитета женщин. Что произошло с этими обращениями — неизвестно: через несколько дней муж снова избил Лайло и задушил ее, приведя свою угрозу в действие.
«Начальник ОВД Кучимов даже не стал слушать Лайло и заявил ей: “Человек, угрожающий убийством, никогда не совершит этого на деле. Пойдите домой, помиритесь с мужем и продолжайте жить дальше”» — рассказывает родственница покойной Лайло в интервью изданию «Озодлик».
Этот случай, произошедший осенью 2019 года, стал одним из катализаторов разработки в Узбекистане некоего подобия системы защиты жертв семейного насилия. За месяц до произошедшего уже приняли закон «О защите женщин от притеснения и насилия», вводящий понятие охранного ордера. Но работать он начал только спустя полгода, во время локдауна: тогда много говорили о том, как государство взялось за домашнее насилие. Теперь охранный ордер могла получить любая женщина, обратившаяся с заявлением о насилии в семье, после получения ордера агрессор должен в течение месяца перестать контактировать с женщиной. Комитет женщин широко тиражировал новость о почти двух сотнях шелтеров для жертв насилия по всей республике.
«Мы недавно приняли закон защите женщин от притеснения и насилия. Вроде мы создали законодательную основу. Это закон прямого действия. Недавно у нас была российская делегация. Они сказали, что наш опыт будут применять в разработке закона по насилию. Наш закон прошел экспертизу международных экспертных кругов. Он полностью отвечает международным стандартам», — заявила председательница Сената Танзиля Норбаева в интервью проекту AlterEgo в ответ на вопрос о защите женщин.
Спустя год, когда количество выданных ордеров приблизилось к 15 тысячам, стало ясно, что система полна недоработок. Активисты отмечают, что из двухсот шелтеров полноценно работает только не больше десятка, изоляция жертвы от агрессора почти всегда невозможна из-за общей жилплощади, реального уголовного наказания за побои мужья избегают — при этом около половины охранных ордеров было выдано именно по причине физического насилия.
Вместо защиты женщин как жертв уголовных преступлений, домашнее насилие снова плавно перешло в морально-этическую плоскость, которой в Узбекистане традиционно занимается махалля и прочие институты, ответственные за «национальные ценности».
Результаты ее работы видны по тому же отчету об охранных ордерах за 2020 год: больше половины женщин махалля «примирила» с теми, кто еще вчера избивал супругу, лишал денег или оказывал психологическое давление. Стремление к «урегулированию семейных конфликтов» в Узбекистане — часть большой негласной стратегии, направленной на сохранение семьи любым путем. Туда же можно отнести и большое количество бюрократических преград и «примирительных комиссий» для желающих развестись, и культивирование образа замужней и уважаемой женщины как местными СМИ, так и должностными лицами.
Но убийство Лайло Гадойбоевой — и множества других женщин — показывает, что «примирение» почти никогда не приводит к прекращению агрессии. Насилие в семье редко бывает единоразовым — оно циклично и постоянно, как и любые абьюзивные отношения. Жертвы зависимы от агрессора материально: источником дохода в Узбекистане чаще всего является муж, семья проживает на его территории. Рано вышедшие замуж девушки не имеют образования и опыта работы для обретения финансовой независимости, в семьях обычно рождается двое и более детей, что еще сильнее влияет на возможность женщины уйти от агрессора.
Обращение за помощью в правоохранительные органы — последняя надежда и смелый шаг для женщин в Узбекистане, где традиционно не выносят сор из избы. «Возвращение в семью» в такой ситуации развязывает руки агрессору, насилие прогрессирует и принимает новые формы.
Эта масштабная проблема мало освещается в СМИ: заметки о домашнем насилии в основном носят характер не всегда этичного интервью с жертвами, официальных сводок от уполномоченных органах, ура-новостей о «проделанной работе» и в редких случаях сопровождаются комментариями одного-двух активистов, которые тонут в потоке информации о том, что «все хорошо». Между тем, именно критический взгляд на ситуацию и попытка предложить новые решения могли бы помочь женщинам, пережившим насилие в семье.
Так, активистка Ирина Матвиенко, основательница сообщества НеМолчи.уз, считает, что пока домашнее насилие в виде регулярных побоев не выделено в отдельный состав преступления, его можно квалифицировать по статье «Истязание» Уголовного кодекса. В отличие от «причинения легких телесных повреждений», которые сейчас рассматриваются в административном порядке, истязание влечет за собой уголовную ответственность и может наказываться лишением свободы до трех лет. Именно такие меры, а не штраф или арест на 15 суток, могут остановить агрессоров.
«Зарезал возлюбленную»: истории о насилии как инструмент для привлечения трафика
Попытки активистов поднять общественную дискуссию о реальных механизмах защиты жертв тонут в публикациях другого характера. За последний год в узбекских СМИ вышло около двух десятков новостей об убийствах женщин их партнерами и покушениях на их жизнь. В Самарканде, Андижане, Намангане, Ташкенте, Сырдарье и Джизаке мужчины закалывали своих жен и девушек ножом, обливали бензином и поджигали, душили простынью и прятали в подвал, убивали и закапывали во дворе дома, резали лицо лезвием бритвы, убивали топором и избивали до смерти.
«Причины» также указываются в медиа: отказ выйти замуж, общение с другими мужчинами, позднее возвращение домой, ссора, оскорбление со стороны жены, требования алиментов. Во многих сообщениях правоохранительные органы или родственники жертвы отмечают, что в семье и ранее были нередки случаи побоев.
Но «стандартные» преступления, которые были совершены дома, огромного резонанса уже не вызывают — аудитория соцсетей больше реагирует на новости с видео с места событий, как в случае в зарезавшим в магазине жену самаркандцем, или историей женщины, которую муж заставлять поедать фекалии.
Такие «громкие» новости, в отличие от остальных, часто имеют какое-то продолжение в СМИ — издания освещают судебный процесс, а правоохранительные органы дают свои комментарии. Но какого-либо анализа причин убийств женщин и насилия над ними, статистики, анализа действий уполномоченных ведомств не производится ни в тех, ни в других случаях. Получается типичная для Узбекистана ситуация — в одной новости приводятся официальные данные об успешной профилактике домашнего насилия, а в соседней рассказывается об убийстве женщины в семье с обязательным указанием «оправдательных причин» убийцы.
«Заподозрил в измене и зарезал», «Убил за то, что пришла поздно домой», «Зарезал жену и любовника», «Зарезал после слов, что он не зарабатывает деньги», «Не смог смириться с отказом и убил возлюбленную», «Убил сестру, занимавшуюся проституцией» — так заголовки в узбекских СМИ смещают фокус с самого преступления на обстоятельства, которые якобы привели к нему.
«В медиа истории о домашнем насилии относятся к категории “сводок новостей”, наряду с серийными убийцами, несчастными случаями и другими разовыми событиями. Они сопровождаются сенсационными заголовками, делая из читателей просто наблюдателей для увеличения количества кликов и продаж, без особого уважения к жертвам», — отмечают исследователи западных медиа, для которых такой подход к освещению фемицида тоже распространен.
Используя цитаты и приводя объяснения убийцы, медиа создают образ человека, поддавшегося ревности, страсти, оскорбленного в своих чувствах. Исследователи виктимблейминга в медиа, анализирующие подобные заметки, относят это к виктимблеймингу и выделяют два его типа. Прямое обвинение включает негативное описание жертвы, подчеркивание ее решения не сообщать о предыдущих инцидентах насилия, разглашение информации о ее связи с другими мужчинами как якобы причины убийства. Косвенное обвинение — это сочувственное описание преступника, подчеркивание его финансовых или эмоциональных проблем.
«… он отметил, что его жена была предпринимательницей и у них было трое детей. В последнее время женщина часто выпивала и сидела в социальных сетях. По словам мужчины, он неоднократно предупреждал супругу о последствиях, но она не обращая внимание на его слова, продолжала вести разгульный образ жизни», — таким комментарием заканчивает местное издание заметку под заголовком «Вынесен приговор самаркандцу, который ранее прилюдно зарезал свою жену и ее любовника в торговом центре».
«Ну и дурак, что жизнь себе испортил. Мог бы бабу просто выкинуть из хаты и прилюдно обоссать вместе с вещами, а так будет на зоне чалиться. Бабы не стоят того, чтобы так подставлять свою жизнь. Любите себя, мужчины, живите для себя и кайфуйте по жизни», — высказывается один из более двухсот прокомментировавших новость. Ему отвечают несколько других — им тоже «жалко убийцу и любовника, двух мужчин, которые пострадали из-за женщины».
Медиа могут повлиять на то, как общество воспринимает насилие
О том, что СМИ играют огромную роль в предотвращении насилия над женщинами, говорят исследователи и активисты во всем мире. Медиа конструируют социальное восприятие той или иной проблемы — и могут как повысить осведомленность читателей о ней и вызвать реакцию политиков, так и сделать из проблемы ситуацию, которая будет восприниматься как некая норма.
«Средства массовой информации должны быть нашими союзниками в предотвращении насилия в отношении женщин, но, к сожалению, они обычно заинтересованы лишь в сенсационных репортажах. По моему мнению, они не столько способствуют предотвращению насилия в отношении женщин, сколько укрепляют гендерные стереотипы и предрассудки», — так комментирует влияние СМИ Косана Бекер, программный директор НПО FemPlatz, занимающейся исследованием убийств женщин в Сербии.
Не подавать фактов насилия в скандальном ключе, избегать любого оправдания насилия, не акцентировать внимание на личности преступника, критически анализировать данные правоохранительных органов — это несколько правил, которыми могут воспользоваться СМИ для того, чтобы изменить отношение общества к насилию.
По этой ссылке можно прочитать о том, как писать о гендерных сюжетах, если вы журналист, блогер или просто комментатор в сети.
Понравился материал? Поделитесь ссылкой на него в социальных сетях. Мы очень хотим, чтобы о насилии над женщинами говорили громко — и правильно.
──────────
Текст: Вера Сухина / SARPA
Оригинальная статья: здесь
