Редакция Театр движения «Лик» — первый и единственный профессиональный интегрированный театр в Узбекистане. В его составе дети и молодые люди с инвалидностью, их обычные сверстники и профессиональные актеры. Театр — победитель многих международных фестивалей, он участвовал в социокультурных проектах в Узбекистане, Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Пскове, в нескольких городах Франции, в Беларуси, Украине и других странах.
О том, как родился театр, о его уникальной методике, спектаклях и актерах рассказывает его руководитель Лилия Севастьянова.
Часть 1. Взгляд на инклюзивность
──────────
— Как пришла идея создания интегрированного театра?
— Театр создавался не от идеи. Так сложилось, что сама жизнь вела меня к такому театру, начиная с детства в далеких 1960—1970 годах. В маленьком поселке Ферганской области, где я родилась и жила до 17 лет, люди с инвалидностью были изолированы. Все знали, что в каких-то семьях есть инвалиды, но они почти всегда находились дома. В то время тема инвалидности была по умолчанию запретной.
Например, у моей первой подружки был дедушка-фронтовик без ног. Я помню, какая возникала неловкость, жалость, когда мы, пятилетние дети, заглядывали в его комнату, но войти боялись. Почему-то никто из взрослых не объяснил нам, что он такой же человек, как и все, и что с ним можно поговорить.
В средних классах школы у другой моей подруги был братишка с умственными особенностями. Изредка он ходил по нашему поселку, всегда один, никто с ним не общался. Нам, подросткам, и в голову не приходило, что можно включить его в наши игры, какие-то мероприятия. Он, как и другие инвалиды, был вне орбиты жизни обычных людей и считался ни к чему не пригодным. Сейчас в нашем театре 15 ребят со схожими диагнозами, и оказалось, что все они — интересные личности, и если проявить к ним чуть больше внимания и терпения, то они прекрасно обучаемы, даже в творческом плане.
Когда мне было лет 16, я прочла в газете статью о том, как здоровый человек погиб, спасая инвалида. В конце статьи автор задавал вопрос: правомерна ли такая жертва? Развернулась дискуссия. Многие считали, что в такой жертве нет никакого смысла. И я, к своему стыду, тогда думала так же. Наверное, потому, что в то время общество воспринимало людей с инвалидностью в первую очередь как неполноценных, место которым где-то там, но не здесь, не рядом с нами.
Поэтому для меня стало настоящим шоком, когда в 1991—1992 годах, во время первых поездок во Францию, я увидела там людей с инвалидностью повсюду: в театрах, музеях, на улицах.
В то время тема инвалидности была по умолчанию запретной.
Но одно дело — видеть инвалидов поодаль, и другое — оказаться с ними лицом к лицу, что и произошло со мной во время театрального фестиваля в Авиньоне. Как-то между просмотрами спектаклей я сидела в скверике, и в этот момент мимо меня проезжала группа молодых людей в инвалидных колясках. Их было человек десять, и почему-то все проехали, а последний остановился возле меня и начал что-то рассказывать. У меня было ощущение, что со мной заговорил инопланетянин, я не была готова к такому личному контакту, испугалась, буквально вжалась в скамейку, хотя и понимала, что это нехорошо, что я должна что-то ему ответить, но не находила в себе сил — такой возник психологический барьер.
Это я к тому, что мой путь к восприятию инвалидов как равноценных мне и родных людей был очень непростым и длительным. Сначала это были вопросы после таких встреч, на которые я не находила ответов, но которые болью откладывались в моей душе. Поэтому сейчас меня очень радует, что Театр движения «Лик» помогает зрителям пройти этот путь принятия людей с инвалидностью в свою жизнь как полноценных и талантливых людей всего за полтора-два часа, пока длится наш спектакль.
— Что такого есть в ваших спектаклях, что меняет взгляд людей на инвалидность?
— Думаю, перемена в сознании происходит потому, что, встречая инвалидов в обыденной жизни, например, на улице, мы обращаем внимание прежде всего на то, что нам неприятно видеть: коляску, костыли, странности в поведении. То есть мы замечаем то, что нас разделяет.
На сцене на первый план выходят не внешние признаки инвалидности, а душевное содержание актеров. В наших спектаклях мы стараемся раскрыть самые прекрасные внутренние качества и стремления личности, поэтому и внешние движения наполняются высоким смыслом, красотой и светлыми чувствами. Именно это трогает и открывает сердца зрителей, притягивает их внимание, а все остальное, менее значительное, отходит на второй план.
Обычно зрители рассказывают, что первые 10—15 минут спектакля еще замечаешь особенности исполнителей, но потом это уже не имеет никакого значения. Такое вот единение с актерами рождается на уровне души.
— Но для того, чтобы творчески работать с особенными людьми, нужны, наверное, и особые подходы, методики?
— Конечно. Поэтому особые театры, как и творческие коллективы других жанров, обычно образуются на основе специальных интернатов, где давно выработаны приемы обучения детей с однотипной инвалидностью. Для неслышащих одна методика, для незрячих — другая, для ребят с ДЦП — третья и так далее. По этой причине большинство особых театров работает с людьми одной формы инвалидности: например, известный московский театр неслышащих актеров «Недослов», будапештский театр людей с синдромом Дауна «Бальтазар» и так далее.
В нашем же театре занимаются 26 ребят со многими формами инвалидности: на колясках, незрячие, глухонемые, с ДЦП, миопатией, синдромом Дауна, олигофренией и другими физическими, умственными и психическими особенностями. Поэтому на фестивалях специалисты и зрители часто спрашивают меня, как возможно репетировать одновременно с такими разными людьми.
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно немного погрузиться в историю нашего театра, которому недавно исполнилось 38 лет, последние 17 из которых мы действуем в интегрированном составе. В 1982 году я создала молодежный ансамбль современной хореографии и пластики в ДК авиастроителей. Наряду с обучением ребят различным танцевальным техникам, я ставила с ними спектакли, в которых мы размышляли на важные для нас темы. Мы искали свой танцевальный язык, который был бы способен выразить то, что волнует нас самих, и был бы интересен современному зрителю. Шел поиск не столько самого движения, сколько его исходного. Как, от чего происходит рождение жеста? Не сочинение, а рождение «говорящего», то есть наполненного смыслом и чувством жеста и движения.
Постепенно эти поиски привели нас к импровизации. Мало было узнать и открыть законы пластической импровизации. Главным оказалось войти в такое духовное русло, которое не позволило бы соскользнуть в деструктивные телодвижения, а наоборот, помогало бы собираться душевно и телесно в гармоничное целое.
Все наши спектакли начиная с 1990 года основаны на импровизации. Мы показывали их в Ташкенте, в Русском драматическом театре, а также на фестивалях в России и во Франции. Мы были так счастливы в нашем сотворчестве, что это чувство переполняло, и в какой-то момент мы поняли, что пора делиться творческой радостью с теми, кто по какой-то причине ее лишен. Этот нравственный выбор совпал с тем, что наши поиски в области импровизации оформились в стройную и цельную методику.
Именно пластическая импровизация оказалась тем языком, который позволил нам начать диалог с людьми с инвалидностью, — обычные способы обучения и постановки хореографии в таком многообразном инклюзивном составе малоэффективны. Невозможно показать движения незрячему артисту или объяснить неслышащему, как чувствовать музыку. Человек с ДЦП по причине спастики также не сможет повторить придуманный хореографом танец. Он будет для него чужеродным. Но побудить и научить ребят с разными формами инвалидности выражать в импровизации свои чувства, переживания, устремления оказалось возможным. Следуя за движениями души, тело, исходя из своих возможностей, находит органичные для себя жесты.
— А как воспринимает выступления публика? И какое влияние на нее оказывают эти спектакли?
— До работы в интегрированном составе мы показывали свои спектакли в Русском драматическом театре, где я работала балетмейстером, и это всегда были аншлаги. Но когда мы начали ставить инклюзивные спектакли, авторитет публики пришлось завоевывать заново. На первые спектакли привлечь зрителей было очень трудно — люди не были готовы к таким представлениям, у них в мыслях не соединялись понятия инвалидность и искусство, инвалид и красота.
Но через два-три года ситуация кардинально изменилась. Постепенно зрители начали ощущать благотворное воздействие инклюзивных спектаклей и на следующие представления стали приводить своих родственников, друзей, однокурсников. Учителя рассказывают о впечатлениях своих учеников после спектакля. Некоторые классы пишут сочинение на тему увиденного.
Люди не были готовы к таким представлениям, у них в мыслях не соединялись понятия инвалидность и искусство, инвалид и красота.
Был случай, когда молодые ребята попросили нашу актрису Александру Плотникову с очень сложной инвалидностью I группы поговорить с их другом-однокурсником — физически здоровым парнем, но находящимся в депрессии. Саша предложила парню прийти на спектакль и пообщаться уже по окончании. После представления она подошла к этому молодому человеку, чтобы побеседовать, но тот ответил, что уже не надо — посмотрев спектакль, он все понял. И многие другие зрители говорили, что благодаря нашим спектаклям происходит переоценка ценностей.
Часть 2. Работа с актерами
──────────
— Как произошел ваш первый опыт инклюзивной работы?
— В 1996 году я проводила занятия по танцевальной импровизации во Франции. Среди моих здоровых стажеров оказалась молодая девушка по имени Йоэль, которая передвигалась на костылях. Все упражнения она выполняла сидя — ее ноги были атрофированы.
Как результат двухнедельных занятий нужно было представить маленький спектакль. Моя французская подруга, художница, с которой мы ставили этот спектакль, отговаривала меня занимать в нем Йоэль. Наверное, потому, что незадолго до этого был показан спектакль другого режиссера, в котором эта девушка исполнила роль лесного чудища, носилась на костылях, распугивая других персонажей спектакля. Это усугубило жалкое, болезненное впечатление от ее вида.
Тогда я почувствовала, что с инвалидами должна быть работа другого рода, и предложила Йоэль серьезный сольный танец в финале нашего спектакля. Поработав с ней над основными принципами импровизации, я предложила в качестве темы танца задуматься о том, что никакие внешние обстоятельства и личные драмы не могут помешать человеку осуществлять главную цель жизни — возрастание души в любви и добре. Йоэль погрузилась в эту мысль и стала внутренне расти. Это стремление передалось телу и выразилось во внешнем движении: ее руки стали подниматься, костыли оторвались от пола и уже воспринимались окружающими не как костыли, а как крылья.
Зритель, уже не замечая физического недуга Йоэль, «летел» вместе с ее душой. Внутреннее стремление девушки к душевному преображению, то есть подлинной свободе, воздействовало на окружающих сильнее, чем ее больное тело, которое в свою очередь испытало момент физической свободы. Ведь в обыденной ситуации она не могла стоять без опоры на костыли.
Эта сцена поразила всех окружающих. А меня убедила, что в настоящем театре зритель воспринимает актера на уровне души, как бы сквозь телесную оболочку и другие видимые и невидимые перегородки. И это значит, что в танцевальном спектакле может участвовать человек с несовершенным телосложением.
— И после этого началась ваша работа с детьми-инвалидами в Ташкенте?
— Не сразу. В 2000 году одна ташкентская газета опубликовала интервью, в котором я, рассказывая о деятельности Театра движения «Лик», упомянула и об истории с Йоэль. После публикации статьи ко мне обратились родители из Клуба реабилитации и интеграции детей-инвалидов, попросив заниматься с их детьми. Основную часть этой группы составляли ребята с ментальными особенностями.
Когда я их увидела, то подумала, что никаких художественных результатов с ними достичь нельзя, и решила просто помочь этим детям разработать опорно-двигательный аппарат. Для этого есть интересные пластические упражнения — игры. Также я ставила маленькие танцевальные композиции, которые эти ребята могли осилить.
Через два года на одной из репетиций произошел такой случай. Мы закончили тренинг, который обычно выполняли под классическую музыку, я забыла выключить магнитофон, и зазвучало танго, оказавшееся случайно на этой кассете. Валера, который передвигается на коляске, услышав танго, галантным жестом вытянул руку девочке, тоже «колясочнице», как бы приглашая ее на танец. Конечно, по рассказу сложно представить реальную картину, не зная, что у Валеры ДЦП, I группа инвалидности, и ему в принципе вытянуть руку очень трудно.
Но этот маленький пример в какой-то мере иллюстрирует основной принцип нашей методики: тело, движущееся от душевного стремления, способно преодолеть физические ограничения. В тот момент я поняла, что Валера за два года наших занятий повзрослел, он уже не подросток, а юноша, у которого, как у всех в таком возрасте, возникают романтические чувства. Я решила подхватить его порыв, но дав ему правильное направление — поставить не страстное танго, а нежный дуэт о зарождении первых чувств. Мы начали работать, но так как двое исполнителей в колясках не могли передвигаться по сцене самостоятельно, я попросила профессиональных актеров нашего театра Викторию и Антона подключиться к танцу, на что они с радостью откликнулись.
Сложно представить реальную картину, не зная, что у Валеры ДЦП, I группа инвалидности, и ему в принципе вытянуть руку очень трудно.
Таким образом родился наш первый интегрированный танец «Нежное танго», который мы показали в январе 2003 года. Реакция зрителей была настолько горячей, что это побудило нас продолжить работу в инклюзивном составе.
— После успеха танго вы сразу взялись за постановку большого спектакля?
— Я решила попробовать сделать полноценный спектакль. Но уверенности, что он у нас получится, не было.
Репетиции шли наощупь. Ребята с инвалидностью стали приезжать к нам в театр на репетиции. Мы погрузили их в серьезную импровизационную работу, которая требует большой душевной сосредоточенности. Репетировали почти год, и когда я поняла, что спектакль складывается, то пригласила из Франции художницу Люс Жоттер, с которой сотрудничали уже несколько лет, и она помогла нам все оформить.
Премьера «Мне снится, что я хожу…» состоялась весной 2004 года. Это название выбрали потому, что ребята, которые большую часть жизни проводят в инвалидных колясках, рассказывали мне, как часто они видят во сне, что свободно ходят.
Теперь у нас большой репертуар спектаклей в интегрированном составе. Но так же, как и в первой постановке, название и драматургия всех наших спектаклей не придумываются, а берутся из реальной жизни актеров. Также и хореография по большей части возникает спонтанно. В совместных импровизациях профессиональные танцовщики помогают инвалидам высказаться о самом важном, находя своему внутреннему состоянию пластический эквивалент. Так рождаются живые движения.
Конечно, с каждым спонтанным жестом, чтобы он «зазвучал», нужно работать — дать верный ракурс, динамику, масштаб. Но главное то, что ребята не механически повторяют готовые движения, а участвуют в подлинно творческом процессе и становятся моими соавторами постановок.
— В одном из ваших спектаклей есть кульминационный момент, когда Валера поднимается с коляски. Это тоже получилось спонтанно? Можете рассказать, как такие сильные сцены возникают?
— Обычно на репетициях я предлагаю ребятам темы для импровизации в виде маленького текста, картины, скульптуры, философской фразы или случая из жизни. Актеры вбирают эту информацию и добавляют к ней свои знания, впечатления, ассоциации относительно данной темы и «высказываются» об этом пластически.
Сцена, о которой вы вспомнили, родилась на аналогичной репетиции при постановке спектакля «Импровизации на темы жизни». После моего задания профессиональная актриса Ольга начала сольную импровизацию. Видимо, Валере ее танец оказался душевно близок, и он поехал на коляске по направлению к Ольге. На его пути оказалась стремянка, забытая рабочими сцены. Взявшись за нее, Валера внутренне потянулся к Ольге и встал во весь рост.
Мы все остолбенели и от самого факта, и от страха, что он упадет, так как у Валеры очень слабые ноги. Я подала знак профессиональному танцовщику Антону приблизиться к Валере, чтобы поддержать в случае падения — не хотелось останавливать его порыв, но и рисковать было нельзя. Антон деликатно вступил в пластический диалог с Валерой. Из этого родился дуэт — уже без коляски, в котором каждый их совместный жест является знаковым. В этой сцене даже не звучит музыка, она проходит под сплошные аплодисменты зрителей. С тех пор в каждом спектакле у Валеры есть танец, который он исполняет на своих ногах при поддержке профессиональных танцовщиков.
Ребята, которые большую часть жизни проводят в инвалидных колясках, рассказывали мне, как часто они видят во сне, что свободно ходят.
Позже, в течение нескольких лет импровизаций, накопилось так много «говорящих» движений и мизансцен в дуэтах Валеры с другими танцовщиками, что на основе их я поставила спектакль «Из глубины воззвал к Тебе…», в центре которого личность Валеры.Драматургия этого спектакля тоже основана на реальных событиях его жизни, где каждый встреченный человек помогает Валере сделать новый шаг, новое открытие. Но и сам Валера, как и другие люди с инвалидностью, способен принести в это мир что-то важное. Своим присутствием, а тем более искусством они делают сердца людей мягче и добрее.
— В спектакле «Невыдуманные портреты» ваши ребята не только танцуют, но и играют на музыкальных инструментах.
— Да, однажды я осознала, что несколько наших профессионалов и актеров с особенностями владеют музыкальными инструментами, и решила приоткрыть каким-то образом и эту сторону. Получился музыкально-пластический спектакль, в котором музыканты не аккомпанируют танцовщикам, как это обычно бывает, но живая музыка и танец переплетаются в едином полотне. Коля Галактионов играет на аккордеоне, а Акмаль Ходжаев на саксофоне, Дима Ким находится в коляске и почти не может двигаться, но у него двигаются пальцы рук, и он играет на гитаре. Год тому назад в этот спектакль очень органично вошла известная незрячая пианистка, студентка Государственной консерватории Узбекистана Севара Мирсидикова.
Осенью мы показали этот спектакль в Москве на фестивале «Протеатр». Некоторые зрители были потрясены, увидев, как незрячая Севара танцует и играет на рояле. Другие решили, что она имитировала игру, а на самом деле звучала фонограмма. К слову сказать, уже не раз организаторы фестивалей подозревали нас в том, что мы выдаем здоровых актеров за инвалидов. Разумеется, после объяснений и представления медицинских справок недоразумения рассеиваются. Но это даже радостно: искусство настолько преображает ребят, что окружающие отказываются признавать в них инвалидов.
Конечно, в значительной мере такие изменения в развитии ребят с особенностями происходят благодаря тому, что они рука об руку занимаются с профессиональными танцовщиками и здоровыми сверстниками. Очень важно, что каждый «новенький» попадает в уже существующую мощную творческую среду, в поток, который его увлекает, активизирует и подтягивает до своего уровня.
Часть 3. Как театр живет
──────────
— Расскажите о ваших профессиональных актерах. Каким образом они оказались в театре?
— Наша профессиональная команда — удивительные, талантливые, самоотверженные люди. Некоторые из них «выросли» в нашем театре и затем параллельно получили высшее хореографическое образование, другие пришли к нам уже с танцевальной или актерской квалификацией и обучались в Театре движения «Лик» искусству пластической импровизации.
Например, Ольга Останина и Виктория Гордиенко в нашем театре с первого дня его основания, с детства. И до сих пор они незаменимые актрисы и педагоги. Сейчас Ольга Анатольевна — старший преподаватель Института искусств и культуры, а Виктория Владимировна — хореограф дома «Мехрибонлик» для детей с умственными особенностями.
Евгения Земцова — ведущая актриса нашего театра и одновременно хореограф в дошкольном образовательном центре. Илья Останин — балетмейстер Русского драматического театра, а Андрей Заровский — актер этого же театра. Надежда Хаджанова — преподаватель в Детской школе музыки и искусства, а в Театре движения «Лик» — актриса, пианистка и руководитель нашего маленького инклюзивного оркестра. Недавно к нам присоединилась Александра Каткова, концертмейстер Института искусств и культуры, и начала проводить с ребятами занятия по вокалу. Есть у нас еще Наталья Глубокина, которая работает главным художником в Театре музыкальной комедии, а в свободное время создает костюмы для наших спектаклей.
Все они — люди с большой и щедрой душой, специалисты высочайшего класса. После основной работы приезжают в наш театр и помогают ребятам с инвалидностью подниматься на новые ступеньки творчества, ощутить себя полноценными, здоровыми людьми.
Важно отметить, что и некоторые наши ребята с особенностями тоже стали настоящими профессионалами: Наргиза Бакирова, Виталик Тен, Валера Коган, Фарангиз Вахидова и Аня Костоглотова, несмотря на сложные диагнозы, научились так точно передавать языком пластики тончайшие движения души, что язык не повернется назвать их инвалидами. Напротив, своим примером они вдохновляют вполне здоровых и благополучных людей, помогая не отчаиваться в сложных ситуациях, а понять, что смысл жизни — преображение души.
— Где и как проходят ваши репетиции?
— За нашу длительную историю мы занимались в разных местах: в театрах, выставочных залах и так далее. Последние два года базируемся на территории Ташкентской епархии, где нам предоставили прекрасный репетиционный зал. Думаю, что заниматься в таком святом месте для наших ребят очень важно. Также благодаря содействию Владыки Викентия, Митрополита Ташкентского и Узбекистанского, мы поставили спектакль «Из глубины воззвал к Тебе…» и многократно участвовали в международных инклюзивных фестивалях в России, где достойно представляли «особое» искусство Узбекистана.
Наши репетиции включают в себя различные тренинги: упражнения на развитие пластичности тела, ритмичности, основы классического танца и сложный тренинг танца модерн. Основная часть репетиции — импровизация, которая развивает внимание, активное восприятие и служит универсальным языком общения и сотворчества для всех наших ребят.
Но самое главное, что на репетициях царит атмосфера добросердечности и доверия. Мне кажется, именно это содействует творчеству. Ребята уверены, что ни я, ни кто-то другой не надсмеется, не подковырнет их за какое-то неловкое движение, и поэтому в их импровизациях рождаются искренние жесты из глубины души. Я отбираю из них наиболее точные и художественные, а затем составляю хореографическую ткань.
— А на какие средства существует театр?
— Так сложилось, что у нас никогда не было стабильного финансирования. Мы живем практически без денег. В это трудно поверить тем, кто знает, как красиво «одеты» наши спектакли, что мы путешествуем и что на спектаклях всегда аншлаги. Наша профессиональная команда работает почти бесплатно. Но мы никогда не останавливали деятельность театра из-за отсутствия средств, все равно продолжаем образовательные занятия и постановку новых работ.
Удивительно, но существует такая закономерность: каждый раз, когда новый спектакль готов и осталось только сшить костюмы или когда мы получаем приглашение на серьезный фестиваль, чудесным образом находится кто-то, кто оплачивает расходы на костюмы и авиабилеты.
Таким образом, наша творческая жизнь поддерживается благодаря единоразовой помощи добрых людей и организаций. В этом смысле мы подлинно «народный» театр.
Мы благодарны всем, кто в разное время материально или морально поддержал наш театр. От крупного финансирования поездок и постановок до маленьких частных пожертвований на повседневные расходы и той лепешки, которую одна бабушка подарила нашим артистам после спектакля. От прекрасных публикаций профессиональных журналистов до многочисленных отзывов зрителей. Сколько людей пишут и звонят после каждого представления, чтобы выразить благодарность и поделиться впечатлениями.
Одна пожилая женщина, посмотрев спектакль «Азимут», который вдохновлен природой, культурой и традициями Узбекистана, подошла к нам, низко поклонилась и сказала: благодарю вас за то, что спектакль вызывает такую глубокую любовь к нашей земле и нашим людям.
В такие моменты все финансовые вопросы отходят на второй план.
Часть 4. Настоящее и будущее
──────────
— Где в Ташкенте можно увидеть ваши постановки?
— С 2004 года каждый декабрь по случаю Международного дня инвалидов мы представляем спектакль на сцене Русского Драматического театра Узбекистана. Желающих прийти всегда гораздо больше, чем может вместить большой зал. Надеемся, эта добрая традиция будет продолжаться.
Также два раза в год мы выступаем в конференц-зале Ташкентской епархии. Иногда нас приглашают в культурные центры. А многие любят приходить на наши репетиции, чтобы увидеть, как во время импровизации «на глазах» рождается спектакль.
— Сейчас, в период карантина, все образовательные и некоторые культурные учреждения перешли на дистанционное обучение. Возможна ли в вашем театре такая форма работы?
— Да, мы тоже попробовали работать дистанционно, правда, это оказалось не так активно, как хотелось бы. Может быть, потому что для большинства наших ребят важен тактильный контакт и личное присутствие педагога. Но тем не менее опыт оказался интересным.
С началом карантина я предложила ребятам каждую неделю посвящать чтению одного из произведений Пушкина, которые он создал во время карантина в Болдино. Прочитав, ребята делают свои этюды на тему конкретного произведения, снимают на видео и присылают мне. Мы анализируем, и я даю советы, как усовершенствовать этюд.
Перед праздником Победы ребята осмысливали в этюдах тему войны. В такой работе необходима помощь кого-то из родных, чтобы снять видео или сделать костюм, взять на себя какую-то роль в самом этюде. В результате у нас возник такой феномен, как маленькие инклюзивные семейные театры. Например, Алеше, который почти не может двигаться, родители помогли сделать костюмированные мини-спектакли по всем произведениям. Иногда папа выступает в качестве актера, а мама снимает или наоборот.
Также Зарина подготовила глубокие этюды на все темы, а мама сделала видео. Мама Сабины помогла ей заснять живописное видео во дворике. Влада со своим братом Стасиком сделали замечательные фотографии своих импровизаций. Евгения с сыном подготовили пронзительный танец на тему войны.
— Есть ли у вас какие-нибудь определенные планы на будущее?
— В постановке новый спектакль. В нем готовятся участвовать все наши артисты. Видимый образ спектакля и его танцевальный язык имеют фольклорную основу. Внутреннее содержание данной постановки, как и всех наших спектаклей, — стремление к совершенству, идеалу, святости.
Это необходимо и для актеров, потому что помогает гармоничному соединению ума, души и тела. И также важно для зрителей. Ведь любой зритель (сознательно или бессознательно) ищет в искусстве возможность вместе с исполнителем приблизиться к идеалу, прикоснуться к божественному. И если актер внутренне стремится к этому, то данное стремление выведет его в такие знаковые жесты и движения, которые зритель «прочитает» и в которых узнает и свою (иногда так глубоко спрятанную) тоску по совершенству.
У нас еще очень много хороших статей! Поэтому подпишитесь на Telegram-канал — там вы точно ничего не пропустите.
Нравится Hook? Теперь вы можете помочь редакции денежным переводом — собранные средства пойдут на оплату работы внештатников. Пройдите по этой ссылке или вручную переведите любую сумму на карту 8600 5729 1833 8323 (Uzcard)
──────────
Текст: Влада Ведман
Редактура: Борис Жуковский, Амина Усманова
Фото предоставлены героиней материала. Видео — Inclusive Dance
